Павел Рыженко. Галерея работ

Утро перед битвой (молитва Александра Пересвета перед Куликовской битвой)

В помощь русскому воинству отправляются из Лавры два монаха-богатыря Пересвет и Ослябя. Образ Пересвета художник запечатлел на двух своих картинах. На первой суровый и могучий монах ещё только собирается на рать. Среди леса он словно замер на мгновение. Возле белой, такой родной берёзы привязал он своего коня, а сам, поставив котомку на золотистый ковёр – дар поздней осени, приклонил колена. Держа копьё наперевес Пересвет погрузился в себя. Может быть, монах молится перед битвой и просит у Бога помощи и благословения. А, может, вслушивается в последний раз в тишину леса и любуется стройной зелёной елочкой, едва-едва поднявшейся из-под земли… Прощается с нею.

 Новая жизнь. Афон

 

 Новая жизнь. Афон (фрагмент)

Веночек 

 

Приблизительно к тем же роковым для Русской земли годам относится картина Павла Рыженко «Веночек», поразительная по глубинной, неизбывной печали своей, проникающая в самую душу и вызывающую в ней странную, необъяснимую тоску и горечь утраты… На картине ранняя весна. Снег едва стаял, и оттого вся земля напоминает собою болото. Деревья окутаны лёгкой зеленоватой дымкой. За их ветвями маячит серое, дождливое небо, унылое и скорбное. Кажется, что вся природа плачет в этот миг, сочувствуя пришедшему с фронта солдату. Выжил он в страшной войне, дошёл, раненый, до дома, а здесь уж и нет никого. Никто героя не ждёт… И пришёл солдат на погост, поклонился родной могилке, уронил скупую слезу… Вспомнил он былые мирные годы, вспомнил, как уходил отсюда защищать родную землю, как прощался с тою, что покоится теперь на этом заболоченном кладбище. Многое вспомнил солдат. Думал он сказать «здравствуй» дорогому себе человеку, а приходится снова прощаться, теперь уже навеки… Кто покоится под этим серым деревянным крестом с веночком из жёлтых цветов? Мать ли солдата? Или жена? Нам этого не узнать… Мы можем лишь видеть бесконечную скорбь пришедшего с войны героя, и скорбеть вместе с ним…

Офицер закапывает погоны и платок, вышитый царицей Александрой.

Офицер закапывает погоны и платок, вышитый царицей Александрой.

 Куликово поле 

 Куликово поле  (фрагмент)

Житие Сергия

Битва на Калке

Дипломной работой Павла Рыженко стала картина «Калка», посвящённая одному из самых трагических моментов отечественной истории. В 1223-м году на реке Калке произошла первая битва русских войск с моноголо-татарскими, в которой последние одержали оглушительную победу. Произошло это оттого, что русские князья, разъедаемые междоусобной враждой, не смогли объединиться перед лицом врага, и оттого сплочённый и сильный враг одолел их. Многие наши войны были убиты, другие – взяты в полон. Окончание этого побоище и запечатлел на своей картине Павел Рыженко. Вот, поле усеянное стрелами. Посреди него на ковре возлежит один их татарских ханов. Победитель! Он торжествует! И смеётся в лицо взятому в полон русскому князю, которого скручивают ханские приспешники, наглые и самодовольные, предвкушающие большую поживу. А лицо связанного князя выражает боль, но он не сломлен. И голова его поднята высоко, и взор его, гневный и мужественный, устремлён прямо на победившего врага. Силён дух князя. Столь же сильны были и братья его, сложившие свои головы в этом бою. И лишь единства не было промеж ними… И оттого пришла беда на землю русскую. И на горизонте возвышаются горы тел, наших поверженных воинов. А синее русское небо застилает уже чёрный дым. Русь горит! Эта картина чрезвычайно актуальна сегодня. Ибо и сейчас все здоровые силы в обществе разобщены и борются друг с другом, и среди этой вековечной распри теряют самое главное – Родину. И приходит новая орда и подчиняет себе всё и вся, и сеет смуту, и бесчинствуют, а мы всё продолжаем сгорать в междоусобной бойне: «Друг друга жрём и сыты тем бываем!». Это-то и есть Калка, вечная Калка, которую переживаем мы время от времени. Пережили в Смуту, в 17-м году, переживаем сейчас… И пора, давно пора нам учиться у истории нашей. Но мы, словно одурманенные, вновь наступаем на одни и те же грабли…

Князь Алексей Михайлович Тишайший

Царь Алексей Михайлович Тишайший — отец первого русского императора Петра I является последним государем, так называемого, «допетровского» времени. Принято считать это время темным, невежественным, Государей- почти сказочными старичками- бородачами. Но не таковыми были они в действительности. Не суетливость, выдаваемая за избыточную деловитость, а молитвенный покой и сила были присущи этим великанам духа. Это были не избираемые толпой и деньгами, а поставляемые Богом помазанники. Недаром Алексей Михайлович был назван народом Тишайшим. В этом именовании чувствуется и сыновняя любовь, и признание могучести служения царского, которая, как и всякая истинная сила, всегда тиха как океан. Быть может сейчас, когда так много думается всеми о власти, стоит вспомнить, что власть и сила всегда от Бога. И следствие этой власти — всегда тишина и благочестие в государстве.

Послушник

Здесь наблюдаем мы весну во всей её красоте и благоухании. Перед нами цветущий яблоневый сад. Весь он словно пронизан тонкими нитями солнечных лучей, придающих ему вид поистине сказочный. Сад изображён так ярко и точно, что у зрителя складывается ощущения присутствия там. Тонкий аромат бледно-розовых яблоневых соцветий ощущаем почти физически. В саду кипит работа: стволы яблонь, свежевыбеленные, как будто облиты патокой, сухие сучья срублены и брошены в весёлое пламя костра. Молодой послушник, оперевшись рукою на толстую ветку яблони, заворожено, словно отрешившись от всего окружающего мира, глядит на резвый огонь. Лицо его кажется утомлённо-счастливым. Лёгки порывы ветра играют светлыми клубами дыма… Свет – вот, пожалуй, главное составляющее этой замечательной картины. Она как будто соткана из неземного света, и оттого так удивительна хороша. 

 Муравейник

Перед нами старый еловый лес, во все стороны простёрший свои сучья. Земля, словно ковром, покрыта папоротником и мхом. Откуда-то издали в чащу проникают ясные солнечные лучи. Посреди картины на пне сидит седовласый старец-инок. Пробродив с раннего утра по лесу, поставил он на землю свой туесок и погрузился в созерцание большого муравейника, возвышающегося неподалёку. Быть может, этот муравейник чем-то напомнил ему родной монастырь: также целыми днями трудятся монахи, не зная отдыха, и всё сообща… Эх, кабы и все люди могли так! Но нет в них сплочённости. Да и трудолюбия такого не вот встретишь… 

Фотография на память

Фотография на память (фрагмент, государь император с семьёй)

 Удар в колокола

Молитва

Старец, изображенный на полотне, не пытается примирить себя со своей совестью. Жизнь уже прожита, и все пути уже пройдены. Мысленно и молитвенно старец уже за пределами земного бытия. Но именно, пребывающие с Богом, старцы и могут понять, и нежно с любовью вывести, страдающую и отягощенную грехами или, как сейчас говорят проблемами, душу к покаянию и исправлению.

Пасха

 Победа Пересвета

Пасха в Париже  

Невская битва

Смутное время

Смута. Сюжет, к сожалению, также очень актуальный сегодня. Пришёл враг на Русскую Землю, захватил само сердце её – Москву и бесчинствует в святынях её. Перед нами разгромленный поляками храм. Судя по всему, враги только-только ушли отсюда. На полу лежит пронзённый стрелами русский воин, последний защитник святыни… Рука его ещё сжимает лук. Видно: он сражался до последнего вздоха. И даже сейчас, поверженный, он не побеждён. Рядом старик-священник, бледный и измождённый, сжимающий в руке крест. К нему жмётся рыдающий от страха мальчик. Ласково обнимает старец ребёнка, гладит его худой рукой по плечу, шепчет что-то успокаивающее. Нельзя сдаваться! Господь не оставит Русь на поругание! Молись, и придёт спасение! – так, быть может, говорит священник мальчику, среди разорённого храма… А рядом ещё горит ясным пламенем лампада, как символ непобеждённости и силы русского духа, и огонь её вселяет уверенность, что минует лихолетье, и восстанет Русь в прежней славе своей!  

Прощание государя с войсками

В «Прощании Государя…» художнику с удивительным психологизмом удалось передать всю трагичность момента. Ставка в Могилёве. Здесь ещё несколько дней назад Николай Романов был самодержцем всероссийским, правителем великой Империи. И, вот, он вернулся сюда, отрёкшись от престола, вернулся не Императором уже, а полковником Романовым, вернулся, чтобы проститься с дорогими своему сердцу войсками. Согбенный, идёт он вдоль их молчаливого ряда, заглядывая в глаза каждому, ища в них не то поддержки, не то прощения… А они в последний раз отдают честь своему Царю, которого не суждено им больше увидеть. На Россию движется страшная, непоправимая уже беда. Катит по ней, по определению Солженицына, роковое красное колесо… Молох запущен, и его не остановить уже. Россия шагнул в бездну, и скоро она поглотит и её, и Государя, и верные ему войска… И эту атмосферу надвигающейся, набирающей обороты катастрофы передаёт февральская вьюга, изображённая на картине. Словно дымом, укутано мглою небо, ветер гнёт деревья, полощет знамёна, поднимает хлопья снега и швыряет их в лица русских воинов и русского Царя, заметает их, слепит глаза… Своим отречением Государь окончательно раскрыл двери Империи для февральских оголтелых ветров, разгулявшихся теперь на её просторах. И ветра эти сдуют скоро с лица земли Великую Россию…

 Царево молчание

Весьма любопытен, например портрет Иоанна Грозного. Жестокий Царь предстаёт перед нами совсем не таким, как мы привыкли представлять его. Он скорее похож на смиренного инока: таково его облачение, которое дополняет большая икона на груди, длинная белоснежная борода, зажатая в левой руке ветвь. И одно только отличает его: тяжёлый посох, с которым Царь не расставался никогда, которым убьёт в припадке гнева своего сына… Впрочем, известно, что Иоанн Васильевич, находясь в Александровской Слободе, именовал себя Игуменом, а опричников – братией. И весь уклад жизни его в тот период времени напоминал монастырский. Ночами грозный Царь каялся в своих кровавых преступлениях, а ранним утром служил с «братией» заутреню. Может быть, после одной из таких бессонных, полных ужаса и раскаяния ночей изображён Иоанн на картине Рыженко. Лицо Царя сумрачно, а взгляд устремлён вперёд, в одну точку. В какие мрачные мысли погружён Грозный? О своих ли грехах помышляет он? А, быть может, с мукой вспоминает все те многочисленные предательства, которые были в его жизни? Самое обидное и неожиданное – измена друга и сподвижника Курбского? И мысленно вновь и вновь отвечает Иоанн на те обвинения, которыми осыпал его беглый князь в своих письмах… Тонкий солнечный луч проник в растворённую дверь, лёг у ног самодержца, но не осветил его мрачной, слегка согбенной фигуры. На каменном полу у ног его копошатся залетевшие птицы: синицы, голуби… Что-то щебечут они весёлое и светлое. Долетает ли звонкие песни их до слуха тирана? Будят ли в нём какие-либо чувства нежные их трели? Там, за стенами этого мрачного помещения благоухает весна, и деревья уже окутаны лёгкой зелёной дымкой. Жизнь идёт по своим законам, жизнь яркая и прекрасная! Но не видит её царственный ипохондрик. И лучи солнца не заглядывают в его истерзанную душу, страшась черноты её…  

Саргат

Благославление Преподобного Сергия Радонежского 

Кисти Павла Рыженко принадлежит также цикл картин, посвящённый Куликовской Битве. Здесь находим мы удивительный образ Преподобного Сергия Радонежского, благословляющего русское воинство во главе князем Дмитрием Донским на бой с мамаевым полчищем. Святой старец положил руку на плечо склонившегося перед ним князя, за которым топится многочисленная его дружина. Другой рукой, сухою и жилистой, Преподобный опёрся на меч. Светлый лик его, обрамлённый снежно-белою бородой, обращён к нам, а взор выцветших старческих глаз устремлён куда-то ввысь, быть может, в те горние пространства, невидимые глазу простого смертного, откуда сам Господь благословляет русское воинство на святое дело… И, внимая гласу Духа Святого, напутствует святой Сергий князя Дмитрия… 

 

 Малюта Скуратов. Царский указ

А, вот, другой видный деятель того времени, царский сатрап, палач Малюта Скуратов. Это, пожалуй, одна из самых одиозных и кровавых фигур нашей истории. Своё дело Малюта знал отлично: на его совести не одна сотня замученных людей, в том числе, недавних своих друзей. Именно Скуратов по указанию Грозного удавил в последствие прославленного в лике святых Митрополита Филиппа, обличавшего злодеяния Царя.
С картины взирает на нас суровый и мрачный человек с каменным, бесстрастным лицом. Над грозными, глубоко посаженными глазами нависают хмурые, густые брови. Лицо настоящего палача! Один вид этого человека многих повергал в трепет. Куда идёт он теперь, зажав в руке свитки приказов? Чьи ещё судьбы должны разрушить они? По чью душу идёт любимец Царя? О чём думает этот жестокий сатрап? Изобретает ли в своём дьявольском мозгу очередную пытку, ещё страшнее всех предыдущих? Предвкушает ли, как будет выбивать нужные признания от невинных жертв? А царёва благодарность за это будет велика! Царь Малюту ценит. И Скуратов верен ему, как пёс. Парадокс истории: блестящий воин, герой, князь Курбский сбежал в Литву и воевал против России. И жизнь свою окончил он бесславно, проклинаемый в родной стране, которой изменил. А жестокий палач Малюта Скуратов, наводивший ужас на множество людей, сложит голову в бою, в Ливонии. Погибнет смертью храбрых… За Царя и Русскую Землю.

Ветеран

Братия

 Заточение в Царском Селе

Ипатьевский дом после цареубийства

 Дворник 1918

А, вот, картина, относящаяся к 18-му году – «Дворник 1918», поражающая диковинным для той оголтелой поры спокойствием. Поздняя осень. Парк дворянской, по-видимому, усадьбы. Большинство деревьев стоят уже обнажёнными, и лишь с края выглядывает золотой шлем молодой берёзки. Тиха аллея, укрытая покровом сброшенных листьев. Стынет в лужах вода. У беседки столик с фруктами, самоваром, цветами… На стуле лежит цветастая шаль. Мёрзнет рядом маленькая собачонка. Всё дышит мирным, неколебимым ничем укладом. Только не видать нигде хозяев усадьбы, словно вынуждены были бежать они куда-то внезапно, побросав всё впопыхах и не допив даже разлитый уже чай. И только дворник, крепкий, невозмутимого вида мужик продолжает свою привычную работу. Медленно идёт он по пустой аллее, метёт листву. Где-то там, за пределами этого нетронутого островка мирной жизни гремит революция, гибнут люди в междоусобных бранях, льются реки крови по русской равнине, а дворник всё метёт, метёт, погружённый в мысли свои. И, кажется, что он соборует сад этот, приготовляет к ожидающей его погибели…  

Выбор веры. Святой мученик Георгий Победоносец

Выбор веры (фрагмент)

  В III веке Святой Георгий во всем блеске и могуществе своей власти камида, т.е. приближенного к императору полководца, делает свой моральный выбор. Его окружает исполненная страстью толпа, вечно ни в чем не уверенная и похотливая, старые и опытные воины, стремящиеся к правде молодые люди, умудренные старцы и император. Стоящий перед крестом, Великий Святой мученик не дает ни одного шанса этой толпе на безучастность. Недавний язычник в душе чувствует зов совести к Христу. Императрица устремляется за страдальцем и умирает от разрыва сердца. Недавний друг предает и отправляет своего начальника на казнь. Император, который перепоручал Георгию важнейшие дела, — теперь палач. Истина, Крест Христов, никого не оставил нейтральным в III веке. Не оставляет он никого и теперь.

Александр Невский

 
Патриарх Алексий

Зонтик

Валаам

На осеннем пейзаже Павла Рыженко изображён каменный утёс, возвышающийся над широкой темно-синей лентой реки. За ней видны оголённые берёзовые рощи, окутанные туманной дымкой. Очертания их смутны из-за идущего дождя, лишь в серо-бурой мгле девственно белеют тонкие берёзовые стволы. Ветер волнует тёмную гладь реки, расцвечивая её разнообразными оттенками. У подножия утёса растут величавые, огромные сосны. Стройные их вершины возвышаются над ним, огораживают живою стеной, словно великаны-сторожа. А на самом краю утёса, над пропастью стоит одинокий деревянный крест. Кто обрёл себе последнее пристанище в этом глухом месте, между небом и землёй? Неизвестно. И только небо рыдает по нём, и длинные дождевые капли разбиваются о каменную поверхность утёса и омывают одинокий крест…

Тайна царя Федора Иоановича

Княжеский сын

Андрей Курбский

А, вот, и портрет изменника князя Андрея Курбского, первого «политического эмигранта» в истории России. Боярин, друг Царя, член Избранный Рады, участник Казанского похода, герой, один из лучших умов своего времени… Этот человек бежал из России, опасаясь опалы. На растерзание Царю бросил он своё семейство: мать, жену, детей. И без зазрения совести поступил на службу враждебной России Литве. Как и многие будущие «эмигранты», князь утверждал, что России он не изменял, что он патриот её и служит иной стране лишь для блага родины, ибо только находясь на расстоянии от «московского тирана» можно трудиться для освобождения отечества от «варвара». А для этой благой цели можно воспользоваться и услугами врагов! И привести их на Русь! И пусть сожгут они Псков и истребят тысячи русских людей, но зато освободят Россию от «кровожадного деспота»! Для такой благой цели все средства хороши! И со всеми в союз вступить можно. Классическое оправдание изменника! Не раз на придётся слышать его в нашей истории. Мы патриоты, но свет лучше будем нести из-за рубежа. Так безопаснее. Но всё это только для пользы любимой Отчизны. И идёт русский князь, герой Казанского похода с литовским войском на Русь, и штурмует древний Псков, не заботясь о святынях его… Вот, взирает он на нас с портрета: старое, искажённое какою-то затаённой мукой лицо, опущённые уголки губ, взгляд, потухший, немного опущённый… Чувствует князь, что не так идёт жизнь его, как следовало бы. Мечтал он вернуться в Россию на белом коне, когда «тиран» будет повержен. А он правит и по сей день. А князь Андрей уже изнемог в борьбе. Ничего не осталось у него: ни родины, ни семьи, ни веры… Осталась только ненависть, великая злоба, которую изливает он в письмах бывшему своему другу, а ныне первому врагу Царь Иоанну. Пишет Курбский бессонными ночами, ибо сон давно уже потерял он. Пишет, обвиняя во всём Грозного, чтобы только не винить себя, чтобы самого себя убедить в своей правоте, отогнать напоминающую о себе время от времени совесть… И понимает князь, что, идя с супостатами на Псков, совершает огромную подлость он уже не против Царя, но против России. Но поздно изменить что-то! И с войной идёт князь на родную землю, против неё сражается, русскую кровь проливает…

  Наталья Нарышкина

А, вот, вторая жена Алексея Михайловича Наталья Нарышкина у колыбели сына своего, маленького Царевича Петра… Окружённый иконами, в тусклом свете лампады дремлет русоволосый отрок Петруша, убаюканный матерью. И, глядя на эту картину, трудно представить, что в скором времени мирно спящий ребёнок этот превратиться во всесильного Императора Петра Первого, который полностью изменит лик Святой Руси, обратив его в суровое лицо гигантской Империи, уничтожит тот многовековой уклад, к которому прикипели душой русские люди, в котором воспитывался он сам, искорёжит его до неузнаваемости и оденет древнюю Русь в немецкое платье… Кто бы мог подумать, какие инстинкты спят в душе этого очаровательного отрока! Кто бы мог подумать, какой великий переворот суждено совершить ему! Но до того момента есть ещё время. И пока юный Пётр мирно дремлет в своей колыбели, подрастает на радость отцу с матерью, Россия доживает последние относительно спокойные годы в привычном, веками выработанном укладе своём…

 Страшный суд

 «Я специально оставил несорванной одну печать при вхождении в небесные врата на Суд. Чтобы каждый представил себя в центре холста и определил свое место на небесном полотне».

 На картине рай условно справа. Это Восток. Ад — слева, как образ Запада, с его поистине двойной моралью. С правой стороны у меня на холм взбирается как бы сама Русь, с ее мучениками. Я показал там и реальные личности — например, Дмитрия Донского, Преподобного Серафима. Там есть матрос с «Курска», простой парень, который мог и выпить, сквернословить, но в момент познания истины ценой своей жизни земной остановил реактор. Это обобщенный образ простого человека, который, когда надо, грудью закроет ближнего своего. Поэтому на картине можно увидеть воинов, проливших кровь за Веру, за возможность нашу жить в Отечестве, любить, строить, продолжать жизнь. Там есть и герой нашего времени — солдат Женя Родионов, которого почитают представители разных религиозных конфессий. Он не просто отказался снять православный крест. Он его поныне достойно несет за всех нас. Моя цель и была показать, как человек сам себя взвешивает на небесных весах. Это шествие к престолу Господню и некое понятие крестного хода.

  

Павел Рыженко

 6-я рота, на небесах. За воинами Первой Мировой

 В одном строю воины Константина и русские витязи

Святой мученик Евгений и девочка у могилы погибшего в Великой Отечественной

Неизвестный из царской свиты

Герой-ветеран

 Русские идут в Рай

 Всесмехливому аду уже не смешно

Блудница, с насколько я понимаю ребёнком убитым абортом

 Астролог

 Фарисей

 Содомит

 Художник на весах

«Страшный Суд» — это роспись западной стены для кафедрального собора Якутска, написанная по благословению епископа Якутского и Ленского Зосимы. Рыженко рассказывает, что сразу предупредил: он не сможет написать «каноническую», в смысле воспроизведения древних образцов, работу. Но владыка ответил, что современному человеку важнее увидеть икону в актуальных формах — главное сохранить сам святоотеческий дух. Радостно слышать сегодня о таких архиереях, которые избирают путь подлинного, актуального консерватизма — совмещения консерватизма и патриотизма в духе со смелостью формы, способа донесения до людей Истины.

И Рыженко блестяще исполнил с благословением, хотя и пережил немало искушений, в том числе и едва не унесшую его в могилу болезнь. Диаволу было против чего воевать — неверию, русофобии во всех ее формах, от либеральной до гитлеристской,теплохладности, и «христианству широкого профиля» нанесен страшный удар. «Страшный Суд» — картина в традиции таких произведений русской иконописи, как «Церковь Воинствующая» — вечное содержание, облеченное в злободневную форму, которая именно благодаря этому становится не просто политической. В этой иконе прекрасная формула, как-то встретившаяся мне в Интернете: «проведение Страшного Суда в интересах русского народа» отлилась в великолепный иконический образ.

Господь и апостолы судят мiр. Перед Господом умоляют Его о милости Божия Матерь и Иоанн Креститель. Слева от Христа — легионы Константина, древние мученики и древнерусские витязи. Справа — Христолюбивое Воинство России, где нашлось место и солдатам Первой мировой и десантникам второй Чеченской. В центре композиции — грешник, в образе которого Рыженкоизобразил себя. Он в ужасе смотрит на весы в руках ангела, на которых чаша бесовская явно перевешивает чашу ангельскую, бесы крючьями тянут её вниз. Но он не видит, что над его головой ангел поднимает свой свиток, который может всё перевесить.

Одесную Господа (то есть слева от зрителя), происходит всеобщее воскресение мертвых, торжествует Святая Русь, осеняемая шатровой церковью. Из могил встают русские люди разных эпох и радостно приветствуют друг друга — большим потоком они направляются в рай, предводительствуемыеЦарственными Мучениками и батюшкой Серафимом; в этом потоке можно увидеть и Суворова, и молодого моряка с «Курска». А чуть ниже — ребенок молится у могилы со звездой… могилой не атеиста и безбожника, но воина погибшего за Родину в Великой Отечественной войне, поднимает свой крест мученик Евгений Родионов, на его горле следы убийства его врагами Божьми. А рядом из могилы встает, осеняя себя крестным знамением, заслуженный ветеран, имеющий некоторые черты сходства с И.В.Курчатовым, «отцом» русской атомной бомбы.

Ошую Господа (то есть справа от нас) — туда спускается древний змий (канонический для православной иконографии Страшного Суда — вообще, канон в смысле наличия обязательных образов и фигур Рыженко соблюдает достаточно точно), там полыхают развалины нового Вавилона — небоскребы Америки, вместе с её Статуей Свободы, её Арлингтонским кладбищем и вертолетом «Апач», который бессильно пытается сопротивляться Ангелу с Монограммой Христовой на щите. Внизу воскресают только для того, чтобы оказаться в Геенне, ренессансный алхимик, горделивый фарисей, самоубийца, гламурный педераст с баксамина груди, другие разные враги Божии. Если Одесную люди встают из могил с крестом, то ошую, из разных «светских» могил. Особенно потрясающий образ блудницы, грудь которой вымазана в крови от прикосновений убитых ею во чреве детей. Тут художник нашел тонкую деталь (Рыденко мастер очень глубокой детали), чтобы выразить не просто абстрактную идею блуда, а идею предельно актуальную — блудница одета в деловой костюм и на груди у нее бейджик, то есть это карьеристка, делавшая аборты, чтобы дети не мешали её преуспеянию...